Генерал-майор Е.И. Бланкеннагель. Портрет. Неизвестный художник. Конец XVIII - начало XIX в. Холст. Масло. Репродукция.

 

Бланкеннагель Егор Иванович

1750-1813

Бланкеннагель, Егор Иванович; полковник; № 1226; 26 ноября 1795 Награждён орденом "Святого Георгия" 4 степени.

...Немцы удивительно легко и гармонично вошли в жизнь России. Еще в 1763 году после манифеста Екатерины Великой: "Всем иностранным дозволяем в Империю нашу въезжать и селиться, где кто пожелает, во всех наших губерниях... Всем прибывшим в Империю Нашу на поселение иметь свободное отправление веры по их уставам и обрядам беспрепятственно... Не должны таковые прибывшие из иностранных на поселение в Россию никаких в Казну Нашу податей платить и никаких обыкновенных, ниже чрезвычайных служб служить, равно постоев держать, и словом заключить, от всяких налогов и тягостей свободны..."

 

Судя по "Экономическим примечаниям" конца XVIII в., в сельце Анашкино находился деревянный господский дом со службами, состояло 18 дворов, 76 душ мужского и 73 женского пола, а само оно принадлежало генерал-майорше Пелагее Ивановне Бланкнагелевой, урожденной Голиковой.

Бланкеннагель, Егоръ Ивановичъ, генералъ-маюръ и кавалеръ, извъстный ревнитель объ отечественномъ домоводствъ \ 8 1юня 1813 (Иновърч. кладб. на Введенскихъ горахъ). По книге "Курские купцы Голиковы"(Издательство ВИРД Санкт-Петербург 2003) Бланкеннагель Е.И. Умер незадолго до 22 июля 1813г Владел сельцом Анашкино Троицкой волости Звенигородского уезда Московской губернии с деревянным господским домом, 900 десятинами пахотной земли, 150 десятинами леса, и 340 душами крестьян. Московский пожар 1812г уничтожил не только дом на Кузнецком мосту, но и два склада патоки и сахара.Полное расстройство дела и невозможность вернуть долг (50 000р выданный казной на обустройство сахарного завода)свели его в могилу. В начале 1820г благодаря хлопотам зятя В.Н.Каразина долг был Высочайше сложен с наследников.

Анашкино он преобрёл после В.В. Нарышкина. ( Анашкино, сельцо городскго стана владение генерал поручика Василия Васильевича Нарышкина, межевал 16октября 1766г Перхуров.Усадьба 17 домов1380с пашня 550д380с, сенной покос 143д2000с душ в сельце и деревне Иваньевой 184, шифр А-2к. (Б-2) НАРЫШКИН ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ 1712-1779 Генерал-поручик. Новгородский губернатор. Похоронен в Малом соборе Донского монастыря в Москве. Первая жена кж. СОНЦОВА-ЗАСЕКИНА (1704). Вторая жена ПАНИНА АННА ИВАНОВНА (1723-1780). Похоронена на кладбище Донского монастыря в Москве, участок 3. Дети: • СЕМЕН 1731-1807?, • ВАСИЛИЙ 1738, статский советник, в 1777 был лишен чинов, • АЛЕКСЕЙ 1742-1800 Поэт, переводчик, тайн.советник, камергер. В 1785-1787 проводил по всей России ревизию присутственных мест. В 1798 отставлен от службы, уехал за границу и занялся писанием на французском языке философских рассуждений. Не был женат. Похоронен на кладбище Донского монастыря в Москве, участок 3.)

"Женат, у него жена Пелагея Ивановна, дочь бывшего короноповеренного Ивана Голикова, детей не имеют, а у неё от первого мужа, московского купца Мухина дочь Александра, 12 лет" Родился около 1750г Из цесарских дворяен. Зачислен 16 ноября 1756г в Ревельский гарнизон сержантом. 5 января 1764г определён кадетом в артелеристский кадетский корпус. 16 мая 1779г произведён в капитаны, 24 ноября 1783г в майоры, 25 марта 1791г в подполковники.

ПУШЕЧНАЯ УЛИЦА 3. Сюда выходило владение, расположенное между Кузнецким мостом и Софийкой, принадлежавшее в XVII веке стольнику И. М. Вердеревскому. В начале XIX века владение генерал-майора Е. И. Бланкеннагеля, а от него перешедшее к Каразиным. С 1880-х гг. — владение Попова, потом братьев Джамгаровых. Сюда, на Софийку, в XIX веке выходили небольшие строения с магазинами. В 1850-х гг. находилась красильня Руссель и Мари, обслуживавшая гардеробы московских театров. К владению примыкал небольшой участок с питейным домом “Татьянка”. В 1910-х гг. в доме Джамгаровых жил артист Большого театра М. И. Табаков — основоположник отечественной школы трубачей, впоследствии известный педагог, доктор искусств и заслуженный деятель республики. Был тогда и магазин фотопринадлежностей “Иосиф Скамони”.

12. В XVII веке — владение стольника И. М. Вердеревского с двумя домами по улице. В середине XVIII века — графа П. Б. Шереметева, в 1770-х годах — иностранца Ивана Тардье, а спустя десять лет француженки Марии Францовны Роже. В начале XIX века — владение строителя Неглинного канала генерал-майора Егора Бланкеннагеля, с каменным домом и садом. В доме в 1810-х гг. помещалась книжная лавка Горна. В пожар 1812 года дом уцелел, и через пять лет он перешел к падчерице владельца, которая стала женой Василия Назаровича Каразина, известного просветителя, принимавшего участие в организации Харьковского университета. После смерти ученого в 1842 году владение перешло к его детям. В доме Каразина в 1820-х годах славилась кондитерская Гуа, а на втором этаже находилась книжная лавка одного из лучших московских типографщиков Августа Семена. В 1831 году здесь разместились магазин и отделение старейшего банкирского Санкт-петербургского дома И. В. Юнкера, организованного в 1819 году. Здесь можно было приобрести галантерею и разнообразные товары — часы, хрусталь, лампы, резиновые галоши и плащи, бритвы нового изобретения, различный табак. Скоро магазин стал торговать шляпами собственной фабрики и свечами своего завода, снабжая ими императорский двор и театры. Этот универсальный магазин предоставлял право вести торговлю другим фирмам и частным лицам в отведенных здесь отделах — “депо”. Так, имелось “депо” известного санкт-петербургского зубного врача Б. Вагенгейма, продававшего многочисленные средства для сохранения зубов. Тут можно было купить “зубную мастику, которая тотчас в зубе окаменевает, а коею всякий сам может запломбировать пустые зубы”. Банкирская контора Юнкера продавала и покупала облигации различных кредитных обществ, строительных комитетов, железных дорог. В. 1876 году эта контора приобрела дом № 16 и переехала туда. Долгое время был музыкальный и нотный магазин Августа Грессера. Магазин семьи Дациаро торговал картинами, гравюрами, бумагой и краской для художников. В начале 1870-х годов владение переходит к известному чаеторговцу, купцу К. С. Попову, который возводит 4-этажный дом по проекту архитектора А. И. Резанова. В доме с пассажем разместились магазины меховых изделий С. И. Белкина, ювелирный И. Фульда, юридических книг А. Скорова. Сюда перевел свою фотографию А. А. Эйхенвальд. Здесь была и его квартира, где жили его жена Ида Ивановна — арфистка, профессор Московской консерватории, дочь Маргарита и ее муж Степан Евтропиевич Трезвинский — молодые певцы, только что окончившие Московскую консерваторию и дебютировавшие на сцене Большого театра. В доме жил и артист Малого театра М. А. Решимов. В 1882 году на крыше была установлена мачта с тянувшимися от нее проводами. Здесь 1 июля была открыта первая московская телефонная станция. В 1885 году над главным входом зажглась, тоже первая, световая реклама из электрических лампочек, составлявших слово “пассаж”. Владелец дома чаеторговец К. С. Попов привлекал к участию в экспедициях для изучения чайных плантаций ученых специалистов, ботаников и фармакологов под руководством профессора Московского университета В. А. Тихомирова. В 1892 году К. С. Попов приобретает на Кавказе до 300 десятин земли, где были заложены чайные плантации (имение Чаква и др.). Первый сбор чая был сделан в 1895 году. Владелец дома Попов был страстным коллекционером и в своих деловых поездках по восточным странам приобретал художественные изделия, которые демонстрировал в специально устроенных залах. Устраивал выставки декоративных тропических растений. В 1899 году эти ценные художественные коллекции были подарены музею Строгановского училища. В экспозиционных залах пассажа неоднократно устраивались выставки картин И. Г. Айвазовского, Н. А. Ярошенко, русских и французских живописцев и др. В начале 1890-х годов в доме была редакция иллюстрированного журнала “Царь-колокол”. В журнале сотрудничали А. В. Амфитеатров, Вас. Ив. Немирович-Данченко, Е. А. Салиас и др. С 1900 по 1917 год владельцами этого дома были банкиры — братья Иван, Исаак, Николай и Афанасий Исааковичи Джамгаровы. С конца XIX века в доме долгое время находилось “Русское фотографическое общество”, активными членами которого были ученые Московского университета К. А. Тимирязев, Н. Е. Жуковский, Н. А. Умов и др. В заседаниях этого общества принимали участие практики-специалисты, владельцы фотографий. Здесь же была и редакция журнала “Вестник фотографии”. С начала XX века в доме располагались: магазин “Общества распространения полезных книг” и несколько других книжных, два нотных магазина, редакция журнала “Русское обозрение”, магазины ремесленных изделий и игрушек, ювелирных вещей и драгоценных камней. Привлекали к себе кофейня и кондитерская торгового дома “Сиу С. и К°”. После 1917 года в доме размещались райсовет Городского района, Курсы усовершенствования врачей Министерства здравоохранения, несколько научных медицинских обществ. В настоящее время в здании работает Государственная публичная научно-техническая библиотека России, основанная в 1958 году.

Еще в 1811 г. он вместе с генерал-майором Е.И. Бланкеннагелем основал один из первых в России свекловично-сахарных заводов. Тогда сахар в Россию привозился из-за границы и был очень дорогим. А.И. Герард всячески пропагандировал успехи своего предприятия и призывал к устройству аналогичных заведений. И сейчас поражает многосторонность его таланта: архитектор, инженер, изобретатель, специалист по сельскому хозяйству.

 Эти опыты привели к заключению договора с генералом Бланкеннагелем о строительстве на паях крупного свеклосахарного завода в селе Алябьево Тульской губернии.  Создателем и организатором промышленного свеклосахарного производства в России является Я.С. Есипов. Он, как один из великих патриотов России сочетал в себе качества изобретателя, конструктора, ученого и др. Бланкеннагель осуществлял при строительстве завода в Алябьеве роль инвестора. В своих воспоминаниях Есипов писал "...несообразность наших нравов заставила нас разойтись и поставить новое при свидетелях условие..."

АЛЯБЬЕВО

Вошло в историю появлением в нем в 1802 году первого в России и второго в Европе завода, вырабатывающего сахар из белой свеклы. Это был так называемый русский способ - с применением извести. За рубежом для очистки свекольного сока использовалась серная кислота, но вскоре и там стали использовать российскую технологию, применяемую, кстати и по сей день. Разработал ее основы русский ученый, академик Т. Ловиц, первым же внедрил в практику русский помещик Я. Есипов. Опробовав способ на своей сахароварне в имении под Москвой, он затем построил в сельце Алябьево ( тогда Тульской губернии ) целый завод. Ежегодно иностранцам выплачивались миллионы рублей за сахар, оставить эти деньги в России, умевшей тогда перерабатывать только сырец, - вот была главная идея этого патриота.

Сохранилось подробное описание предприятия и процесса производства. Коротко оно выглядело так. Очищенную вручную свеклу мыли и растирали, отжимали из полученного "киселя" сок и разливали в баки, добавляя на каждые 10 ведер 2 фунта извести. Затем нагревали, процеживали, кипятили до густого сиропа : охлаждали и разливали в специальные конические горшки, из которых в течение длительного времени ( около 2 месяцев ) медленно вытекала патока, оставляя кристаллы сырца. Из него с добавлением бычьей крови варился чистый сахар - песок. Интересно, что к чистой выгоде отечественного производства этого продукта добавились и возможность производить спирт и всевозможные напитки, а отходы его шли в животноводство и было замечено, как прибавлялось и делалось гуще молоко у дойных коров от патоки.

Просуществовал завод, к сожалению, недолго. Поначалу рассорились его компаньоны создатели Яков Степанович и генерал-майор Егор Иванович Бланхенногель, причем последний ввел в заблуждение многих современников, приписав себе основные заслуги в успехах производства. Не раз за свою историю завод горел, и пожаром 1854 года был уничтожен окончательно.

Большая роль в промышленной переработке сахарной свеклы для получения сахара принадлежит С.Я. Есипову, который в 1800 году в селе Никольское Московской губернии начал практическое добывание сахара из свеклы. Для постройки завода он пригласил в компанию другого помещика К. И. Бланкеннагеля, который привлекался к участию первоначальных опытах. В 1802 году они построили в селе Алябьево Чернского уезда Тульской губернии (в настоящие время это территория хозяйства «Алябьевский» Мценского района Орловской области) завод и в ноябре того же года пустили его в работу. В 1803 году единоличным хозяином тогда стал Бланкеннагель. Он обратился к Александру I с просьбой выделить ему ссуду. 20 октября 1803 года был подписан указ императора. «Указ Александра I тульскому гражданскому губернатору о предоставлении льгот Бланкеннагелю, учредившему в селе Алябьеве Чернского уезда первый сахарный завод в России (I ПСЗ, т. 27, 1802-1803 гг., № 20992, СПб., 1830 г., стр. 934 — 936). Текст указа приводим дословно: «Из прилагаемой при сем записки тульского помещика генерал-майора Бланкеннагеля усмотрите вы описание опытов, сделанных им к произведению сахара и спирта из свекловицы, изъяснение выгод, от расширения сего рода промышленности произойти могущих, и означение тех пособий, коих спрашивает он от правительства для усовершенствования его заведений. При записке сей он представил он свидетельство, что свекловичные его заведения, по осмотру на месте, действительно существуют в надлежащем порядке и устройстве, что завод его снабжен разными к тому инструментами, выделка сахарного песка производится в значащем количестве: сахарного песку найдено до 168 пудов с соразмерным количеством изготовленных кореньев, патоки, выжимок и проч., 160 пудов песку отправлено уже им через Тулу в Москву для переделки в сахар, и что завод сей находится в полном действии. Рассмотрев все свидетельства и видев двукратно представляемые генерал-майором Бланкеннагелем образцы сахару и спирту, из свекловичных кореньев им произведенного, я признал полезным для усовершенствования его заведения назначить ему следующие пособия: 1. Отпустить ему из казны взаимообразно на 20 лет 50 000 рублей, в уплату сей суммы должен он вносить по истечении первых 10 лет по 5 000 рублей ежегодно и проценты на остальные, в первые же 10 лет проценты на него будут выдаваться из кабинета. В обеспечении сей ссуды должен он представить в Почтовый департамент, откуда сумма сия будет ему выдана, залогом недвижимое имение, а именно: 1) 214 душ крестьян Московской губернии Звенигородского уезда в сельце Анашкине, за женой его состоящих, и до 2 000 дес. земли, в том же Рузеном уезде лежащих. 2) Каменный в Москве его собственный дом, приносящий доход до 2800 руб. 3) 100 душ в Великороссийских губерниях, по согласию его с посторонним помещиком им представляемые. В благонадежности и свободе сих залогов должен он представить Узаконеннные свидетельства. 2. В течении настоящего винного откупа дозволить ему в разных губерниях продавать по вольным ценам выделываемые им спирты до 1 000 ведер; содержатели московских питейных сборов на честь сей продажи до 300 ведер в местах московского откупа, по личному здесь изъяснению участвовавшего в оном именитого гражданина Злобина, и дали согласие, взимая за сие по 2 руб. и 40 коп. с ведра или по 30 коп. с штофа. Для соглашения я же к сему содержателей и проч. губерний министр внутренних дел учинит распоряжение. 3. На будущее время в течение 10 лет при совершении контрактом за винные откупы должна быть выговорена и присвоена ему равная свобода продажи 1 000 ведер спирта со взятых с него по 10 коп. с штофа или 80 коп. с ведра пошлины в казну. На сих основаниях, назначая заведению генерал-майора Бланкеннагеля нужные пособия, я поручаю вам при сем следующее к наблюдению: 1. Поскольку ссуда, из казны ему производимая, назначается, именно для поощрения свекольных его заведений, и дабы примером удачных его опытов доставить и прочим помещикам средство обратиться к сей ветви хозяйства, то вашим попечением будет наблюсти, чтоб завод его был в полном действии, выделывая сахарного песку, по крайней мере, не менее настоящего количества. 2. При осмотрах губернии, посещая его завод, вы будете между прочими предметами каждый раз замечать и доносить мне о ого успехах. 3. Если по доходящим к вам сведениям найдете вы и удостоверитесь, что завод сей по каким-либо обстоятельствам приходит в упадок или остается без соразмерного к сделанному пособию действия, вы имеете, узнав причины таковой остановки, представить мне на дальнейшее усмотрение».

 

 

Императрица Екатерина II в 1767 году издала Указ, в котором повелела: «...накрепко запретить и неослабно того наблюдать, чтобы в Москва-реку и прочие через город текущие воды никто никакого сору и хламу не бросал и на лед нечистот не вывозил».
В том же 1767 году в Законодательную Комиссию а Санкт-Петербурге поступило прошение от генерал-губернатора Москвы: «Найти в удобных местах хорошую воду и увеличить идущие сквозь город реки-проеедением воды из ближайших мест».
Москва ждала ответа целых двадцать лет. Только в 1778 г, последовал указ Екатерины произвести изыскания всех сколько-нибудь известных ключей под Москвой: на Пресне, в селе Преображенском, за Рогожской и Трехгорной
заставами и в других местах. Выбор остановился на наиболее обильных мытищинских ключах, расположенных в верховьях реки Яузы, недалеко от селения Большие Мытищи. Вся местность в этом районе изобиловала ключами, бившими фонтанами высотой до 3 м. Самой чистой и вкусной считалась вода ключа Громового (Святого), возникшего по преданию от удара молнии во время грозы, «случившейся в царствование императрицы Елизаветы Петровны». Работы по исследованию окружающей ключ местности и составлению проекта водоснабжения первопрестольной она поручила опытному инженеру-гидротехнику, возглавлявшему в то время Гидравлический корпус, генерал-поручику Фридриху Вильгельму Бауэру (1734-1783).
После утверждения составленного Бауэром проекта, 28 июля 1779 года последовал Указ Екатерины II о строительстве водопровода в Москве. Императрица повелела Ф.В.Бауэру «произвесть в действо водяные работы для пользы престольного нашего города Москвы», одновременно приказав своей Штате-Конторе отпустить для этой цели 1 млн 100 тыс. рублей. Из них в течение 1779-1784 гг. ежегодно должно было отпускаться по 50 тыс. рублей, а в 1785-1787 гг. - по 100 тыс. рублей, «имея те деньги в готовности к началу каждого года и выдавая оныя по требованиям его половину медною монетою, а другую банковыми ассигнациями». Чтобы представить себе величину выделяемой суммы, достаточно сказать, что на январь 1778 года в Банке Российской Империи числилось всего монетою 5 млн 305 тыс. 298 рублей 10 коп.
В другом Указе тогда же было предписано генерал-губернатору Москвы князю М.Н. Волконскому давать ежедневно для производства работ «от трех до четырехсот солдат, коим из определяемой по смете Баура суммы выдаваемо быть должно по восьми копеек на день».
Строительство Мытищинского водопровода началось в 1780 году. Бауэр руководил работами, в основном, из Санкт-Петербуга при помощи переписки. Практическая же работа осуществлялась созданной им «Комиссией производимых в пользу города Москвы водяных работ». В ее состав
входили: полковник Генерального Штаба И.К. Герард, подполковник Ф.И. Медер, инженер-капитан Е.И. Бланкеннагель, подпоручик Иван Дронов и др. Действовала комиссия до 1788 года.

В 1788 году началась война с Турцией, и правительство прекратило выделять деньги на водопровод. Занятые на строительстве офицеры и солдаты были отправлены в действующую армию за исключением капитана Е.И. Бланкеннагеля, оставленного наблюдать за сохранностью водопроводных сооружений. Работы были приостановлены на 9 лет.

Бланкеннагель. Путевые заметки майора Бланкеннагеля о Хиве в 1793—94 гг. [Пер. по рукописи с нем. Ф. Германа. Изд. 2-е. С примеч. В. В. Григорьева]. — ВРГО, 1858, ч. 22, кн. 3, отд. 2, с. 86—116. То же. Отд.. отт. Спб., 1858. То же. [Изд. 1-е]. СПиБ.ТВОЛРС, 1819, ч. 7, № 9; ч. 8, № 10. Бланкеннагель, медик, посланный в Хиву из Петербурга для сбора различных сведений об этой стране. Подробное описание Хивы, ее географического положения, природных богатств, народонаселения, внешней торговли, в том числе данные о торговле с Россией.

 

 

Замечания майора Бланкеннагеля впоследствие поездки его из Оренбурга в Хиву в 1793-94 годах.

 

изданы, с объяснениями

В. В. ГРИГОРЬЕВЫМ.

САНКТПЕТЕРБУРГ.

В ТИПОГРАФИИ МОРСКАГО МИНИСТЕРСТВА.

1858.

(Из № 3 Вестника Императорскаго Русскаго Географичества Общества 1858 года.)

ЗАМЕЧАНИЯ МАЙОРА БЛАНКЕННАГЕЛЯ
впоследствии поездки его из Оренбурга в Хиву, в 1793—94 годах (1).

1793 года 5 октября, приехал я в Хиву, пробыв в до­роге, из Оренбурга чрез Киргизския степи, 35 дней. Квартиру отвели мне неподалеку от города, в доме обведенном высокою стеною; у ворот приставили караул, с повелением не выпущать ни меня, ни людей моих; особливо же смотреть, дабы никто из находящихся там в неволе российских подданных не приходил ко мне.

На другой день поутру призвали меня, для осмотрения глаз Фазиль-бия (2); я не мало смутился, нашед его вовсе слепым; один глаз совершенно вытек, а другой наполнен застарелою темною водою, так что зрение оному едва ли доставить можно и чрез самую счастливую операцию.

Когда слепой бий у меня спросил—какого я мнения о глазах его, я сказал ему не обинуясь всю правду, которая однакож сильно ему не полюбилась; но как, между прочим, услышал он от меня, что зараждающияся только темныя [4] воды можно иногда лекарствами развести, то и потребовал он повелительно, чтобы я употребил сии лекарства.

Не видя ни малейшей надежды к излечению, отказался я от того; однакож все мои отговорки ни к чему не послужили; день ото дня приступали ко мне с усильнейшими того требованиями, — надобно было покориться; я стал давать слепому бию лекарства.

От того времени, около двух недель было все спокойно, но вдруг все лица ко мне переменились. По прошествии нескольких дней, двое русских невольников, нашед случай добраться до меня, объявили мне, что жизнь моя в крайней опасности; что тамошние разславили, что я не лекарь, а присланный для разведывания их земли; что все оказывают неудовольствие, для чего к ним допускают Русских: что посему собирался много­кратно совет и к оному приглашались все градоначальники.

Два дня спустя, извещен я от тех же невольников, что в совете предложено меня, без всяких околичностей, отпра­вить на тот свет; что, однако же, противоречат сему первосвященник — Кази (3), и начальники городов Угренца и Ганги (4); что, по многих словопрениях, наконец положено меня немедленно отправить обратно в Россию и на пути ко­варно лишить жизни.

На другой день проведал я, от приходивших ко мне Хивинцев, что приказано делать нужно к моему отъезду приготовление (5). В сем положении призвал я к себе одного из доверенных слепаго бия и велел сказать ему и всем чиновникам, что о всех злых их умыслах в разсуждении меня я знаю, но не понимаю, как они осмелились покуситься на столь безрассудное предприятие, и ведали бы они, что самая малейшая неприятность, какая окажется мне у них, и в обратном пути моем, жесточайше от пославшия меня могущественнейшия Императрицы накажется.

Чрез два дня не получил я ни малейшаго известия, а на третий известили меня, что караульным у ворот дан приказ пропускать всех в квартиру мою без задержания; и как в тот же день привели ко мне некоторых приведенных мною из Оренбурга лошадей, то и приказал я все приготовить к отъезду.

На другой день послал спросить слепаго бия о доставлении [5] случая мне лично с ним объясниться, и получил в ответ, что он сам ко мне будет. По прошествии трех дней, прибыл он ко мне; я повторил все, что чрез повереннаго ему и сотоварищам его наказывал, советуя осторожнее и почти­тельнее обходиться впредь с сильною Российскою державою, и что для предупреждения неприятных следствий, и приведения в забвение всего, стараться чрез посланца о снискании дружбы и покровительства Российскаго двора; по некоторых хвастливых выражениях с его и нескольких укоризнах с моей сто­роны, стали мы получше изъясняться, так что он мне наконец предложил, по причине ненастнаго времени, провести у них зиму, одобрял мой совет об отправлении посланца в Санктпетербург; условясь обо всем, расстались мы, повидимому, как друзья.

Хотя в разсуждении моего отправления на тот свет и были сопротивления со стороны некоторых городоначальников, но я, однако, спасением моим обязан наиболее воспоминанию следующего в Хиве происшествия.

Лет за 50 назад, персидский Шах Надир отправил в Хиву посла со свитою, в тридцати человеках состоящую; Хи­винцы, дабы не обнаружилось настоящее их состояние, умертвили посла и всю его свиту.

Прогневанный злодейством таковым, шах вошел сам с войском в Хиву, хивинское войско разбил и хана Илваса и более тридцати человек главных чнновников хивинских повелел живых закопать в землю; в числе коих был Ешмет бий, отец Фазиль бия и дед владеющаго инака; победитель выгнал Осбеков из Хивы и дал сему краю другаго хана из роду Киргизцов.

Сей новый хан владел по смерть шаха Надира. По кончине же сего, разбежавшиеся Осбеки, возвратясь, выгнали его и призвали к себе другаго хана из Бухарии; но и сего однако же вскоре умертвив, выбрали на его место другаго, из поколения каракалпацких ханов; с сими последними ханами посту­пали они по своей воле (6).

Сие мнение шахово, в критическом моем положении, приводил я им на память, и что, в случае подобнаго со мною поступка, должны они ожидать гораздо большего возмездия; сие их, так сказать, образумило и спасло меня. [6]

Чрез несколько дней, после помянутаго моего с Фазиль-бием переговора, приехал ко мне больной старик, тамошний вельможа; болезнь его была застарелая водяная; сначала представил я ему всю важность болезни и трудность излечения ея, но он на то сказал, что я непременно обязан его вылечить, а в противном случае, по справедливости, признан буду не за лекаря, а за лазутчика, —должно было покориться. Лекарства мои, по счастию, такое произвели действие, что чрез три недели уверял он меня и всех, что он совершенно уже здоров.

Излечение сие наделало много шуму и подало повод всем другим больным, искать моей помощи; приходило их ко мне множество, так что с половины декабря по исход февраля, покуда стало у меня лекарств, каждый день имел я от сорока до пятидесяти посещений.

Чрезвычайное счастие помогло мне вылечить более трех сот человек, а как ничего не брал я за лечение, то сие до­ставило мне некоторых друзей, сколько варвары оными могут быть. Чем пользуясь, имел я возможность собрать сведения о земле, однако не инако, как чрез тамошних российских невольников; из них вывез в Россию 13 человек.

Когда полагал я, что в разсуждении медицины довольно оправдался, то и потребовал, чтобы меня известили, кого со мною в посланцы назначают. Запрос сей причиною был разных совещаний, однакож за две недели до отъезда моего назначен был посланцем Ейвас-Муххамметь-бий.

Сему посланцу препоручено исходатайствовать глазнаго опера­тора, уменьшение пошлин в Астрахани, возвращение конфискованных в Астрахани около тысячи червонных и позволение вывести несколько тысяч пудов железа; а напротив того обещать все, что Ея Императорское Величество потребовать соизволит.

При сем должен я заметить, что Хивинцам нельзя ни в чем верить. Вероломства у них обыкновенны, в разсуждении же христиан почитают то и за богоугодное еще дело. А как притом ежедневно должно у них опасаться внутренних безпокойств, то во время оных все приходит в такое замешательство, что нельзя и думать о сдержании учиненных ими обязательств и договоров (7).

За десять дней до отьезда моего из Хивы принесены были [7] мне подарки; они состояли в кафтане, кушаке, шапке, лошади и девяноста чсрвонных; да для переводчика и всех прочих людей по кафтану. Надеясь, что все для дороги моей пригото­влено, употребил я данные мне девяносто червонных на выкуп двух невольников, но с крайним удивлением узнал, что ни как более издержек для меня делать они не намерены, — с тем и отправился.

По прибытии моем в Хиву, начальствующие разделили по себе приведенных мною семнадцать лошадей, для выкормления, как говорили, оных до моего отъезда; но из них я получил только одну, а на место других дали мне тамошних сельских.

Чувствования чести никогда не обременяли души хивинской, о сем я в бытность мою у них имел случай удостовериться (8).

О заложении города и крепости на мангислатских берегах, для обеспечения торговли, не мог я предложить хивинскому пра­вительству — во первых потому, что хивинские Асбеки ничего столько не опасаются, как приближения Россиян; а во вторых потому, что они в Мангислаке власти и влияния имеют менее нежели мы (9).

Но вскоре по отворении ко мне свободнаго входа, познако­мился с двумя трухменскими начальниками из Мангислака; в разговорах моих с ними не пропускал я случая, чтобы не представить им выгоды от ближайшей их связи с Россиею; они приводили ко мне потом и двух приезжавших в Хиву начальников, которые все согласно меня уверяли, что если на обратном пути в Россию на Мангислак ехать я могу, то они намерены отправить со мною посланцев с прошением к Ея Императорскому Величеству о принятии их в Российское под­данство, и что в доказательство их верности согласятся охот­но на построение у них города и крепости и на взятие от них аманатов (10).

Отправление на Мангислак не было подвержено затруднению, и 12 марта, выехал я с караваном из Хивы; но по прибы­тии моем в первыя кибитки мангислатских Трухменцев, узнал, что не задолго пред тем, произошли великие между двумя поколениями раздоры, которые готовились оружием решить; и потому спешил я перебраться на корабль, который за несколько дней прибыл на Кединскую косу. [8]

Тут я пробыл еще десять дней, для того что уверили меня о скором окончании помянутой ссоры, когда они и назначат посланцев; однакож не могши того долее держаться, принужден был, отправиться без них.

Что мангислатские Трухменцы действительно желают всту­пить в российское подданство и иметь на своем берегу город и крепость, в том нет сомнения, потому что под покровительством России избавятся они от безпрестанных угнетений и страха, причиняемых им Киргизцами, пред коими они весь­ма безсильны; а в построенном в их земле городе удобнее им будет доставать для себя хлеб, который они получают ныне из Астрахани, с великими затруднениями (11).

Киргизская Меньшая Орда, между Оренбургом и Аральским озером находящаяся, народ кочевой; сила у них все решает; наисильнейший нетолько бывает прав, но в большее еще тем приходит уважение; кто из них оказал более грабежей, тот получает почетное название батыря, слово означающее богатыря. У них нет другова уважения; сам хан их ничего не значит и подданные поступают с ним, как кто к нему расположен. Все что человеку льстит на сем свете— честь, уважение и благосостояние, почитается у них в одних грабежах и воровствах (12).

Караваны, которые должны проходить их степи, от их необузданности всегда подвержены бывают опасности быть ограб­ленными; избавляются же от сего, кто наудачу, наймом нескольких из сильнейших их родов, которые берут под свое охранение оные (13).

Сия же необузданность их причиною, что они воровски втор­гаются в границы наши, пленят людей, отгоняют скот, и проч. (14).

Средства, употребляемые ныне к удержанию их от граби­тельства и ко внушению в них мысли о могуществе России, яко то: ласковость, кротость, великодушие, как такия добродетели, которыя вовсе им неизвестны, суть недостаточны, меньше же еще подарки, которые им даются (15).

Они, хвастаясь сими подарками, приписывают их одному страху, который будто бы они на нас наводят своими набегами; приезжающие из них в Хиву и Бухарию точно так сие разглашают и, в доказательство что они не союзники России, [9] меньше же еще подданные ей, представляют приводимых ими к ним ежегодно на продажу, больше или меньше, пленных россиян.

И так, для обуздания их и внушения о могуществе России, потребны совсем другия средства, именно же: правосудие, сопря­женное с благоразумною строгостью (16). Когда они зимою со­бираются на кочевья, то легко к ним подойти можно и наказать их как угодно.

Хивинское владение границами своими имеет: с северной стороны Аральское озеро, с восточной — горы и песчанныя степи, лежащия между Хивою и Бухариею, с южной— песчаныя степи, между Хивою и Трухменцами, а к западной—каменистую степь, между Хивою и Мангислаком.

Западный берег Аральскаго озера, мимо котораго я проезжал из Оренбурга, лежит от Каспйского моря гораздо далее, нежели показано на данной мне карте; также и устье реки Амин-Дарьи, впадающей в оное озеро.

Сомнительно, чтобы когда нибудь был исток из Аральскаго озера в Каспийское море, как-то на данной мне карте пока­зано; положение земли тому противоречит (17); однакож впадал в Каспийское море рукав реки Амин-Дарьи, котораго постель, как по дороге в Хиву, так и на обратном пути моем, я сам ясно видел и переезжал (18).

Место где рукав сей протекает из реки Амин-Дарьи и где его Осбеки платиною заклали, лежит от города Хивы в тридцати-пяти верстах (19).

Утверждают, что рукав сей реки Амин-Дарьи впадал в залив Каспийскаго моря, называемый Карабугатский и который вдается далеко в землю со стороны Хивы, от которой он не далее как на семь дней караванной езды. По сведениям, которыя я по сей части в Астрахани приобрел, и последней исправ­ленной карте Каспийскаго моря, которую я получил от г. флота-бригадира Ахматова, явствует, что сей залив только при устье известен и что оный доселе никто внутри не изследовал и на карту не снял (20).

Земля по обеим сторонам Амин-Дарьи была прежде оби­таема и в четверо больше заселена, нежели ныне; целые города и села, гораздо лучшаго построения, нежели нынешние, стоят пустыми. [10]

По словесным преданиям, земля сия была угнетаема от многих неприятелей; множество жителей побито и разсеяно, но с оных пор как Осбеки заклали два истока реки Амин-Дарьи, последние жители тех видимых пустых городов и сел оставили оные, по недостатку воды, и покорилась совер­шенно Осбекам.

Левый только берег по реке заселен Хивинцами; на правом постоянных жилищ ныне там вовсе нет.

Вся земля, нынешними жителями больше или меньше заселенная, простирается в длину не более как на 250, а в ширину от 25 до 40 верст.

От устья реки Амин-Дарьи в верх по течению ея ныне заселенныя места, так называемыя городами, лежат одно за другим, в большем или меньшем разстоянии от реки, следующим порядком: Конрат, Мангут, Хаджел, Капчак, Гурлем, Амбар, Чагадай, Шабат, Югур, Кет, Ургенц, Хива, Ганга, Газарпс и Пильнек (21). Хива есть столица и пребывание ничего незначущаго хана и всех знатнейших родов.

Все сии города, по большей части, укреплены глиняною стеною, весьма дурной работы. Сколько ни слабо такое укрепление, однакож оно довольно для тамошних народов, не имеющих артиллерии; а впрочем ни одна из сих крепостей против трех или четырех пушек 12-ти фунтовых и одного дня обо­рониться не может, разве бы жители захотели погребстись под развалинами, но до сего никогда не дойдет, потому что нет народа в свете, который бы столько привязан был к жизни как Хивинцы.

Летом имеют Хивинцы мало опасности от внешних неприятелей; жары безводных, песчаных и каменистых сте­пей, со всех сторон их окружающих, охраняют их от набегов; но с октября месяца, когда начиняются холод и дожди, наполняющие водою высохшие колодцы и низменныя места, тогда и всю зиму пребывают Хивинцы в непрерывных безпокойствах от Трухменцев и прочих.

Вообще, число населяющих Хивинскую землю не можно по­ложить более как до ста тысяч душ, из которых: Осбеков 45, Сартов 15, Каракалпаков 10 и Иомутов 5 или 6 тысяч; а прочие пленные невольники (22). Во время часто [11] бывающих здесь междоусобий, все за оружие принимаются; число, однако же, могущих носить оружие, как из общих сборищ их, каково было и в прошлом году, увериться можно, пола­гается не более как от двенадцати до пятнадцати тысяч, из коих пехоты, вооруженной огнестрельным оружием, ко­торое у них без замков, а с фитилями, не более двух ты­сяч; прочие выезжают на лошадях, имея одни луки и стрелы, а другие пики и сабли; лучшими из них воинами почитаются Иомуты, по них Каракалпаки, а по них Осбеки; Сарты же из всех худшими.

Сарты, нынешние подданные Осбеков, суть древние жители сея земли и находятся в великом от них угнетении; но не смотря на то что платят они гораздо более всех других пода­тей, налагаемых на них по произволению Осбеков, однакож они, яко более занимающиеся торговлею и вообще рачительнее других в промыслах, богаче прочих жителей.

Осбеки происходят из окрестностей Иртыша; они, по словесным преданиям, под предводительством бека, грабили сначала Бухарцев и Хивинцев, потом поселились они в сей земле и, мало по малу, овладели всею областию.

Хивинские Осбеки разделяются на разные роды, которые один с другим находятся в непрестанной вражде; многолюднейший из них есть Конратский, который ныне имеет в руках верховную власть; Инак онаго управляет хивинским народом с большим или меньшим могуществом (23); владеющий ныне имеет совет, без коего он ничего не может предпринять.

Знатный или богатый Хивинец коль скоро подает какой-либо повод к подозрению себя — лишается жизни, и не прежде узнает о жребии своем, как в ту минуту, когда его умерщвляют; а в таком случае, по большой части, и его родствен­ники и друзья равной с ним подвергаются участи; убийцы разделяют между собою наследство умерщвляемых.

Всякой живет там в недоверчивости и при первой вести о себе, справедливой или несправедливой, принимается для спасения своего за оружие: по начатии ссоры не должно уже помышлять о примирении, потому что договоры у Хивинцев никогда не содержатся (24).

Иомуты, из рода Трухменцов, народ кочевой, населяют часть земли лежащей близ Каспийскаго моря на границах [12] Персии, в окрестностях Астрабата; они разбойничают более всех других Трухменцов; они делают воровские набеги в Персию, а равно сему поступают они с Бухарцами, Хивинцами, Киргизцами и другими однородцами их.

Лет за тридцать назад, отец ныне владеющаго инака, захватя верховную власть в Хиве, с помощью сих Иомутов, уступил им лежащий в сорока верстах от Хивы город Амбар с его окрестностями; с тех пор живет в Хивинской области около 6,000 Иомутов обоего пола; Иомуты, как сказано, почитаются за лучших тамошних воинов; но лучший из их воинов не может сравниться с последним из наших казаков (25).

Каракалпаки обитали прежде по обоим берегам Сырь-Дарьи, но с тех пор как Киргизцы, в бывших между ими войнах, истребили большую часть Каракалпаков, перешли осталь­ные к Хиве, отдали своего хана Осбекам и живут с того времени под покровительством Хивинцев; они имеют только местами селения; большая же часть ведет жизнь кочевую (20).

Хивинский хан в правительстве значит меньше всех; три раза в год показывается он народу, окруженный теми, которые делами правят; в прочее же время сидит взаперти под строгим присмотром (27). В придворном его содержании не соблюдается даже благопристойности, и нередко в самом необходимом претерпевает нужду (28).

Хивинские невольники суть российские и персидские поддан­ные; российских обоего пола число простирается до двух, а персидских более двадцати тысяч. Киргизцы пленных Россиян продают на хивинских и бухарских базарах: мущин — от 40 до 50, а женщин — от 50 до 100 червонных тамошних (29).

Персиян пленяют три трухменския поколения: Иомуты, Те­ки и Салырцы, и продают в Хиву или Бухарию. Всех сих невольников содержат они жестоко; три только праздника в году дозволяют им праздновать, во все же прочие дни должны они отправлять весьма тягостныя работы; господин их может убить, без малейшаго ответа.

Много из российских подданных Татар, по большой же части из взятых в солдаты, к ним убегают, и живут в Хиве и Бухарии; из сих последних несколько находятся у [13] Киргизцов и зная местоположение реки Урала, делаются вожатыми Киргизцам, вкрадывающимся в российския границы. Побеги из солдат и рекрут татарских можно бы было отвра­тить, если бы они не оставлялись при границах, а удаляемы были во внутрь России (30).

В Хивинской области, как прежде, так и ныне заселенной, земли, исключая некоторых песчаных мест, состоит вся из плодоносной мелкой глины; но как во все лето нет почти дождя, то весь бы край был вовсе безплоден, если бы там не протекала такая река, какова есть Амин-Дарья, которая, по причине быстраго течения своего, дает жителям способ, посредством насыпей, проводить на поверхности земной широкие протоки.

Три или четыре города вместе имеют из таковых протоков главный; потом каждый город с своим околотком имеет особый проток, и наконец каждое село и каждый владелец земли имеют малые свои протоки (31).

Полевыя работы затруднительны, потому что тамошние наро­ды не имеют удобных к тому орудий; однако, как бы то ни было, приносят тамошние поля чрезвычайно обильную жатву.

Поля по большей части обработываются невольниками. Один из них успевает столько, что не токмо большое семейство по­левыми плодами может продовольствоваться, но немалую часть и продавать оных. Таким образом, несмотря на малое число людей, употребляемых на обработывание земель, в сравнении жителей, имееются там в изобилии полевые плоды и во множестве продаются оные соседним народам, Киргизцам и Трухменцам.

В Хиве разводят следующие полевые плоды в обильном количестве: сарачинское пшено и паче пшеницу, жугар (Растение, имеющее великое сходство с сахарным тростником; когда оно достигает надлежащей меры, выростает на верхушке головка в два кулака величиною, на подобие винограда, составленная из белых зернышек величи­ною в крупную дробь; сие растение полезно для жителей: зернышки служат вместо овса для лошадей и крупы для людей, листья для корма скота, а тростник жгут вместо дров (32)) и просо; в меньшем количестве — льняное семя, ячмень, горох, бобы и чечевицу; множество хлопчатой бумаги, табаку и [14] кунже (Семя из котораго выдавливается вкусное масло, употребляемое знатными и простолюдинами вместо коровьяго.). Из огородных растений родятся в изобилии: дыни разнаго рода, арбузы, морковь, лук и редька; из овощей: персики, абрикосы, яблоки, груши, сливы, шелковица и разнаго рода виноград. Сено получается засеванием дятлины, которую до пяти раз в лето косят.

Всякие плоды, которые хивинскому климату свойственны, очень хороши и родятся, как сказано, обильно, если не будет недостатка в воде; без поливки же и самыя большия деревья засыхают. Род ольхи составляет там весь строевой лес; ее садят и несколько раз в лето подобно-же наводняют (33).

Хивинцы держат не более скота, сколько им необходимо нужно; лошади и бараны покупаются у Киргизцов и Трухменцов.

Аральское озеро весьма обильно рыбою и хотя для ловли оной нет у Хивинцев надлежащих снастей, однакожь рыбу во всякое время можно купить дешево.

В Хиве воздух и вода весьма хороши и здоровы; хивин­ская земля снабжена изобильно всем, что нужно к сохранению человеческой жизни; но касательно до хивинских жителей, то может быть в целом свете нет народа столь порочнаго, как они: вероломство у них обыкновенно и обман не постыден; в корыстолюбии они ненасытимы и, стремясь удовольство­вать страсть сию, не имеют ничего священнаго, — словом чувствования чести никогда не обременяли души хивинской (34).

Хива особливо изобилует богатыми золотыми и серебряны­ми рудами; удостоверение какое я об этом имею есть, между прочим, следующее.

Россиянин, по имени Максим, быв невольником в Хиве, котораго привез с собою в С.-Петербург, уверяет, что он был коротко знаком с принадлежащим бухарскому казию невольником, по имени Иваном, который ему открылся, что он, по согласию с своим господином, тайно из доставаемых золотых и серебряных руд извлекает металлы и делает из оных повеленныя ему деньги, и что он своему господину казию вырабатывает в год положенное на него [15] число — по триста червонных, а прочее собственно для себя; что впоследствии он, Максим, часто помогал Ивану в работе: в толчении руд, в смывании мелких земляных частиц и в сплавлении сих металлов; что видел у него немалое чи­сло выплавленным им золотых и серебряных слитков и был при работе его, когда он делал из сих металлов деньги; что он, Максим, сам был в рудниках, которые в старину хивинские Сарты обработывали, и находил мно­жество неизчерпаемых рудных глыб, подобных во всем тем, которые у Ивана видел; что, впрочем, хотя и строго запрещено разработывать хивинские рудники, однако же корысть отваживает некоторых тайно добывать из них руды и необработанныя отвозить в Бухарию, где продают оныя лучше всякаго товара.

Максим сей, более 20 лет находясь в Хиве, многими опытами удостоверился о сих сокрываемых в земле богатствах; а для сего и старался я уговорить его выехать со мною в Россию, на что он сначала не соглашался, опасаясь, что его не отпустят обратно в Хиву, где у него жена и дети в неволе; однакож, по обещанию моему, что исходатайствую ему паспорт в оба пути и деньги, назначенный Ея Императорским Величеством на выкуп невольников, согласился на мое предложение, котораго я и привез с собою в С.-Петербург.

Ейвас Мухаммет-бай, приехавший со мною посланцем, по случаю разговора со мною, уверял меня, что в их земле есть много богатых и неизчерпаемых золотых и серебряных рудников, из которых в старину получали великия богат­ства; но что Осбеки, опасаясь, чтоб не дошло то до сведения Россиян, запретили работы сии и смертно наказывают за малейшее нарушение того запрещения. Потом спрашивал он ме­ня, каким способом удобнее отделять золото от руд. Раз­говаривали мы с ним нередко о сей же материи и он описывал мне самые те рудники, о которых упоминал Максим.

Горы, такими сокровищами изобилующая, простираются от Аральскаго озера, вдоль по Хивинской земле, к Бухарии; те из них, где в старину Сарты работали, лежат от реки Амин-Дарьи в 40 верстах.

Если то справедливо, как и вероятно, что я в разсуждении тамошних рудников разведал, то можно почесть Хиву за [16] новую Перу, и, следовательно, колико бы желательно было, чтобы сии несметныя сокровища, лежащия в земле в туне, обраще­ны были в пользу России. Коль ни довольно и одного сего к побуждению нас— не упустить подающегося случая ко овладению Хивою, но выгоды от того не ограничиваются сим одним: овладение Хивою отворит нам, так, сказать, ворота к рас­пространению торговли не в одной сей части Азии, но до самыя Индии; сколько же сие удобно и возможно, ниже упомянется.

Земли известная, под названием Великой Бухарии есть, по большей части, безплодна, гориста и пуста; в ней заселены толь­ко одне плодоносныя и водою обильныя земли, и таковых заселенных земель, взяв в сравнение пространства безплодных и необитаемых, весьма мало. Сии заселенные участки Великой Бухарии подвластны не одному, но разным, друг от друга независящим владельцам.

В тамошней стране, называемой Бухарское Владение, со всеми от него зависящими городами и селами, не составляет почти трех сот верст в длину и ста пятидесяти в шири­ну; бухарский хан находится в таком же зависящем невольном и бедном состоянии от аталыка или, как ныне называют, велламета, как и хивинский от инака.

Из Бухарии ходят безпрестанно караваны в Кабул и далее в Индию; дорога, как уверяли меня, неподвержена великим опасностям; караваны из Бухарии до Индии доходят меньше нежели в тридцать дней.

Индейские товары свозятся Бухарцами в Кашкар, или Ма­лую Бухарию, где получают в уплату за оные товары, по боль­шей части, серебро в слитках. Караванный путь из Бухарии до сей Малой Бухарии продолжается тридцать дней и сказывают, что в прохождении пути сего ни какой нет опасности.

Сия Малая Бухария известна в Хиве и Бухарии под именем Кашкара: прежде владел и там род Осбеков; но при­родные жители, будучи от них притеснены, просили, тому назад около 20 лет, покровительства у Китайцев, с помощию которых они и прогнали Осбеков; с тех пор находятся они под покровительством Китайцев (35).

В Хиве всегда происходящая междоусобия, насилия и грабежи, содержат всех вообще в непрерывном страхе, и нет одного дня, который бы могли они провести в безопасности; а сие [17] причиною, что жителям и в мысль не приходят выгоды жизнен­ныя; во всем краю нет в домах их ни только мебели, ни даже окна и печи; вся посуда состоит у них в чугунных котлах, глиняных мисках и в малом количестве, и то не у каждаго, полуженой медной.

Представя такую жизнь, удобно заключить можно, за какое бы благодеяние принять они могли от России то, ежели бы избавила их от столь бедственнаго состояния.

Когда бы мог возстановится в оной порядок, спокойствие и обезопаситься каждаго собственность, то все разсеявшиеся Сарты могли возвратиться в отечество оное; тогда бы Хива заселилась по-прежнему, произвела, между прочим, множество шелку; а хлопчатой бумаги столько, что могла бы она продовольствовать ею всю почти Россию.

Из 20,000 персидских невольников, находящихся ныне в Хиве, которые, по большей части, доселе поля тамошния обработывают, немногие бы пожелали возвратиться в отечество с земель, которыя бы им были отведены; одна пятая часть подати для правительства составила бы великие доходы. Сколько же бы они благоденствовали, когда ныне, берущие на откуп земли, дают владельцам оных, от получаемых с тех земель до­ходов, целую половину.

Хивинцы и Бухарцы от торговли в России получают, за вычетом всех издержек, чистой прибыли от каждой поездки более ста процентов, а потому купцы тамошние, которые в Россию выезжают, очень недовольны, если к ним приезжают россиийские подданные для закупки их произведений и товаров; для отчуждения российских купцов от торовли в их земле, причиняли им всевозможныя притеснения.

Пред сим торговали в Хиве и Бухарии из российских подданных: Россияне, Армяне и Татары; ныне ездят туда одни только Татары, которые, по согласию с тамошними купцами, старались и тех и других отдалить. Естьли хивинский купец захочет российскаго купца в большие ввести хлопоты, то под­говаривает одного из наших Татар, чтобы он объявил Россиянина лазутчиком, и жизнь его тогда подвергается крайней опасности.

Посланные от нас в Хиву и Бухарию, для разведывания, Татары сами себя выдавали там за лазутчиков, равно как и [18] те, которые там торгуют; они принимаются тогда ласково, дарятся и уступается им пошлина; а сие для того, дабы возвратясь в Россию, открывали и описывали Хиву и Бухарию госу­дарствами сильнейшими, хотя на самом деле они и ничего не значат.

Хивинцы и Бухарцы ныне привозят в Оренбург и Астра­хань ежегодно товаров, — когда избавятся на проезде своем от грабежей Киргизцев,— по цене на два миллиона, или около того; а наших товаров вывозят меньше нежели на один миллион.

Сия несоразмерность привоза против вывоза товаров главнейше от того происходит, что, при нынешнем положении и образе жизни тамошних народов, пребывают они в безпрестанной взаимной друг от друга опасности, а сия опасность запрещает им и думать о товарах к удовольствию служащих; для чего они и не выменивают таковых товаров, а выменивают только такие, которые на необходимыя потребности им нужны; но сих последних не более им надобно, как на миллион или меньше. И так, на остающуюся сумму товаров выменивают они наличныя золотыя и серебренные деньги во всякой монете; укрыть же от правительства вывоз их находят они великую удобность, чрез надежных себе Киргизцев, и сего то рода Бухарцы охотнее приезжают в Оренбург, не­жели в Астрахань, ибо провезти тайно не так удобно на кораблях, как сухопутно.

От таковой же несоразмерности привозимых к нам их товаров и произведений, против вывозимых от нас, проис­ходит и унижение цен наших товаров; пред сим, можно было за чугунный котел взять пуд хлопчатой бумаги, а ныне и за пять котлов столько получить не можно; и проч.

Зло сие умножается год от году, к великому государст­венному убытку (36).

Но когда удобно будет нашим купцам с товарами своими самим ездить к ним, тогда последует все противное, и из малейших выгод наших будет то, что сей миллион рублей, вывозимый из России наличными деньгами, оставаться будет ежегодно в нашу прибыль; но до сего дойти посредством договоров был бы труд тщетный и невозможный; и нет к сему другаго способа, как овладение Хивою (37). [19]

Выше показано какое удостоверение собрал я о богатых и неизчерпаемых хивинских золотых и серебряных рудниках (38). Сии великия сокровища, в разсуждении их обработывания и провозу, несравненно дешевле обходиться нам будут, нежели перувианския для Гишпании.

Рукаву реки Амин-Дарьи, впадавшему прежде в Каспийское море и загражденному Осбеками плотиною, дать прежний ток можно, как уверяли меня, в 30 дней, употребя на работу сию не более 500 человек (39); рукав сей, по открытии своем, доставит торговле нашей величайшия выгоды; посредством онаго, с малыми издержками доставлять могут из Астрахани всякие товары в Хиву, а из оных в Бухарию и в Бадакшан, ко­торый город близ Индии (40).

Астрахань будет тогда почитаться из первейших торговых городов, а Хива, из презреннаго места, соделается средоточием и складочным местом азиатской торговли; тогда всех окружающих оную владений и народов безопасность жизни и собственности, при свободе торговли, привлечет туда отовсюду множество торгующих.

Хивинцы и окрестные народы, пользуясь тем, ощутят приятность таковыя свободы и с нею сопряженнаго вкуса к товарам и вещам, к удовольствиям служащим; ныне же они таковаго иметь не могут и не смеют.

Тогда мы получать будем из первых рук не токмо тамошния, но и индейския произведения и товары.

Хлопчатая бумага, которой мы столько вывозить можем, сколько захотим, распространит наши бумажныя фабрики, и со временем можем мы сами делать все те товары какия вырабатывают из оной Индия и Европа (41).

Все сии богатыя отрасли торговли зависят от обладания Хи­вою, и сие тем должно быть для нас важнее, что для овладения сею новою Перою (sic), нет нужды вооружать флота, посылать большия войска, употреблять великия издержки и проливать кровь; словом — овладение Хивою не будет стоить нам почти ничего, а сие ничего доставит России великиа сокровища и, что лестнее, доставит народам тамошним безмятежие и спокойствие.

Хотя бы столь же удобно было овладеть и Бухариею, но сие на первой случай излишне; владение сие, отстоящее от Хивы на 300 только верст, не может тогда ни в чем препятствовать [20] нам, и согласится на все, чего бы от оной ни потребовала Россия; и безопасности пути нашем караванном до Кабула моглаб и долженствовала отвечать Бухария.

Овладением Хивы и приведением Киргизцев в большую зависимость можно довести их до того, чтобы употреблять их с пользою и в службу, так как Башкирцев наших (42).

Главнейшее затруднение в овладении Хивинскою областью состоит в том, чтобы туда пробраться; но естьли надлежащия меры приняты будут, то проход туда сделается весьма удобным.

Я осмеливаюсь утвердительно сказать, что с пятью тысячами человек можно, без затруднения взять все хивинския владения, хотяб Осбеки и прочие народы и стали в том препятствовать; но, для вящщей безопасности и к лучшему всех тамошних стран в спокойствии и тишине удержанию, можно бы туда пере­селить еще несколько тысяч казаков, а после того уже нечего будет опасаться (43).

Кроме вышеупомянутых пяти тысяч человек войска и казаков, найдется несколько тысяч российских подданных, нахо­дящихся в полону, и более двадцати тысяч персидских невольников, коя все России преданы будут и телом и душою (44).

На выкуп из полону тамошних российских и подданных понадобилась бы сумма превосходнее той, во что может стать самое овладение Хивою.

Доходами Хивинскими можно содержать войска тысяч десять.

Не изчисляя подробно всех величайших выгод от завладения Хивою, полагаю:

1) Что меньшая Киргизказацкая орда, между Оренбургом и Аральским озером находящаяся, могла бы быть совершенно по­корна России (45).

2) Что приобретением Хивы и в теперешнем положении торговли, которое есть только тень того состояния, до какого она доведена быть может, — Россия выиграла бы ежегодно до миллиона рублей, которая сумма ныне наличными деньгами из государства выходят. (46).

3) Что, по овладении Хивою, может установлен быть торг прямо с Индиею (47).

4) Что приобретением Хивы были бы освобождены из плену несколько тысяч российских подданных (48), и [21]

5) Что буде известия о хивинских богатых рудниках золотых и серебрянных, как выше сказано, самым делом под­твердится (49), то какой бы источник богатства доставило России овладение Хивою!

При сем нужно мне еще приметить, что теперешнее наше государство по Каспийскому морю подвержено не малым опасностям и неудобствам, кои однако отвращены быть могут.

В устье Волги, так как и далее от онаго в Каспийское море, глубина воды бывает часто менее двух сажень, почему в Астрахани строят особливо плоския суда; напротив того море в Персии чрезвычайно глубоко и многия суда, по причине плоскаго их построения, пропадают в сем неспокойном море.

Воздух в Персии, а особливо в Астрабате, Мазандеране, Гилане и Зинзиле, где главнейший торг с нашей стороны производится, в летнее время так вреден для наших мореходцев, что не однажды случалось, что во время летняго плавания к вышепомянутым местам, половина из находившихся на судах людей умирала.

Поелику Волга покрыта зимою льдом, так же как и наш берег Каспийскаго моря, то судоходство между Астраханью и Персиею, в сие время, совсем пресекается, и ходят наши суда только однажды в год в Персию, выезжая осенью из Астра­хани и возвращаясь назад весною из Персии; в оба годовыя времена бывают великия бури, чрез что извоз товаров по Каспийскому морю, в сравнении других морей, весьма дорого становится. В 1794 году платили, за ивоз товаров из Персии, более двух рублей с пуда. Но естьли бы мы имели пристань на Каспийском море, и именно на берегу мангислакском, где глубина Каспийскаго моря начинается, тогда астраханские купцы строили бы, лучше в воде идти могущия, суда, кои бы могли иметь свое пристанище в гаване мангислакской, дабы оттуда, чрез всю зиму, можно было ходить судами в разныя места Персии (50), поелику между Мангислаком и Персиею путь зимою по большей части открыт для судоходства.

Между Астраханью а Мангислаком, где судоходство, по причине не глубокой воды, столь же безопасно как и по Волге, можно уже было бы, весною и чрез целое лето, привозить и от­возить всякие товары на мелких судах.

Тогда великия и в воде глубоко идущия суда, могли бы, на [22] пути в Персии, противиться бурям и волнам, не опасаясь ме­лей, находящихся около Астрахани. Во время моего прибытия из Мангислака в устья Волги, нашел я несколько судов на мели севших.

Если Астраханскими купеческими судами можно будет в год несколько раз ходить в Персию, то сие не только бы весьма уменьшило цену с извоза товаров, но и произвело бы еще больше обращения в торговле (51). [23]

Примечания В. В. Григорьева.(Справка: Григорьев Василий Васильевич (1816-1881) - ученый востоковед, впоследствии профессор Петербургского университета и член-корреспондент Петербургской Академии наук. В ноябре 1834 г. в доме П.А.Плетнева он встретился с Пушкиным, о чем рассказал в своих воспоминаниях (1). Сообща они готовились к изданию журнала "Северный зритель" (весна 1836). В 1854-1863 Григорьев являлся председателем Оренбургской Пограничной комиссии (2).)

 

ПРИМЕЧАНИЯ.

(1) О личности и обстоятельствах жизни майора Бланкеннагеля, до посылки его в Хиву и по возвращении оттуда, не имею я никаких сведений.(Очень странно????? Или специально...) Касательно же повода к означенной посылке, плодом коей остались предложенныя «Заметки», то из архивного дела Оренбургской Пограничной Коммисии под № 293 видно следующее:

20 апреля 1793 года прибыли в Орск из Хивинских владений, вместе с пришедшим оттуда небольшим купеческим караваном, Хивинцы Искендер Аллабердиев и Рахимбай Достмуратов с четырьмя при них служителями. По приезде из Орска в Оренбург, Хивинцы эти объявили, что присланы они «Хивинской области от ханскаго в делах соправителя Авязь-бека к главному пограничному начальству оренбургскому с листом». В «листе» этом, Авязь-бек, извещая наместника Уфимскаго генерал-поручика Неутлинга, что дядя его, Авязя, Мухаммед-Фазыл бий ослеп, просил для излечения его от сле­поты прислать, во изъявление дружества, искуснаго лекаря, так-как до слуха его, Авязя, дошло, что в России есть такие искусные лекаря, которые могут оказать помощь в подобном случае. Неутлинг довел об этом немедленно до сведения Императрицы. В Петербурге, должно быть, весьма рады были случаю послать в Хиву умнаго и наблюдательнаго человека, который бы мог на месте собрать достоверныя сведения об этом, тогда малоизвестной, стране; почему именным Высочайшим повелением, от 14 июля 1793 года, Неутлинг был уведомлен, что, снисходя на просьбу Авязь-бека, посылается в Хиву майор Бланкеннагель, «многими опытами доказавший искусство свое во врачевании глаз»; а вслед за тем, в начале августа, прибыл в Оренбург и сам Бланкеннагель.

Майору-медику этому даны были, должно полагать, весьма важныя секретныя поручения; но в чем заключались они, кроме того, о чем сам он упоминает, неизвестно. Содержание ему назначено было по 200 руб. сер. в месяц, и содержание это выдано за год вперед. Для сопровождения его назначены были переводчик оренбургскаго Пограничнаго Суда, Холмогоров, цырюльник из оренбургскаго гарнизона и восемь человек казаков оренбургскаго войска. Упряжныя лошади под коляску Бланкеннагеля и телеги с провиантом, равно-как верховыя для него и двух его слуг, куплены были насчет казны. Заметим при этом, что содержание Бланкеннагеля велено было выдать монетою, а как ея не находилось в наличности при Экспедиции Пограничных Дел, то за размен 1,600 ассигнационных рублей на серебряные заплачено было 720 [24] рублей, то есть по 43 коп. за размен одного рубля. Августа 30, Бланкеннагель со свитою его сдан был хивинским посланцам, письменно обязавшимся доста­вить его в Хиву и оттуда в Оренбург в целости и безопасности, и того же числа выступил с ними в путь, сопровождаемый, сверх того для обезпечения благополучнаго следования Киргизскою степью, высланными от хана Ирали Агым-Султаном с товарищами.

(2) В «Пояснительной записке к карте Аральскаго моря и проч.», помещенной в V томе Записок Императорскаго Русскаго Географическаго Общества, И. В. Ханыков, упоминая о посылке Бланкеннагеля в Хиву, называет Фазиль-бия ханом хивинским (стр. 327 и 276). Это ошибочно. Фазиль-бий ханом в Хиве никогда не был; до слепоты своей он был лишь правителем ханства с титулом инака, наследовав это звание по смерти старшаго брата своего Мухаммед-Эмин-Бека; когда же ослеп, то звание это перешло к племяннику его, помянутому выше Авязь-Беку. Ханом в Хиве был в это время, или, вернее сказать, носил только титул Хивинскаго хана — Абульгази сын Каипа, из рода Кайсацких или, как сказано и помянутом архивном деле Пограничной Коммиссии, Каракалпацких ханов. Отношения, существовавшия между ханами и инаками объясняет ниже сам Бланкеннагель.

(3) Титулом казы облекается первое духовное лице в ханстве, заведывающее отправлением правосудия.

(4) То-есть городов Ургенджа и Ханки. И тот и другой, соседние между собою, лежат в 30 верстах на северо-восток от Хивы.

(5) Подтверждением изложеннаго — о желании Хивинцев выпроводить от себя Бланкеннагеля — служит, сохранившееся в деле о посылке его, письмо в орен­бургскую Экспедицию Пограничных Дел от киргизскаго султана Ишима сына Нуралиева, писанное в декабре 1793 года. Приводим его в современном пере­воде. «Назад тому два дни, Хивинской области из города Урганыча, приехал сюда торговой человек, от котораго уведомился я, что господина майора Бланкеннагеля Фазыл-бек, не видя глазам своим никакой пользы, возвратил через айраклинских Турхменцев, и 32 дни тому уже как он прямо к Гурьеву городку отправлен. Думать надобно, что он, господин Бланкеннагель, скоро прибудет, коего я и ожидаю. Однако в тонкость дошел я, что в возврашении его Бланкеннагеля начальствующим в Урганыче инаком есть нечто тайное: ибо весь народ тужит, что приезд его, господина Бланкеннагеля, в их область видится им притчинным гибели их, потому наипаче, что до приезду его господина Бланкеннагеля двое раза было у них землетрясение, да по приезде еще один раз; таковаго знамения никогда у них не бывало, кроме одного раза, когда еще сей город Урганычь был на прежнем ево месте, после чего, как по преданию народному известно, приходившим туда китайским многим войском оной город завоеван. Каковаго жребия и ныне чрез оные знамения быть весьма опасаются; чего ради упомянутаго господина Бланкеннагеля, как видно, тотчас возвратить разудили». — Бланкеннагель оставил Хиву к весне 1794 года; но для Киргизов, как и ныне водится, до­статочно было слуха, что его хотят выпроводить из Хивы, чтобы по степи разнеслась молва, что он выслан уже и едет.

(6) По «Истории Надир-шаха», написанной Мегди-ханом Мазандерани, послы с предложением о покорности Надир-шаху посланы были к хану [25] хивинскому Ильбарсу (а не Илиасу, как пишет ошибично Бланкеннагель) и от хана бухарскаго Абуль-Феиза и от самого шаха, во время пребывания последняго в городе Чарджу на Аму-Дарье; Ильбарс велел умертвить и тех и других, за что, по взятии крепости Ханки, где он защищался до последней крайности, Надир-шах и казнил Ильбарса вместе с 20 сообщниками убийства послов. Узбеков из Хивы Надир не выгонял, и ханом там, по словам того же историка, посадил одного из потомков Чингисовых, родственника хану бухарскому Абуль-Феизу, по имени Тагира, который ничего общаго с Киргизами не имел (см. Geschichle des Nadir-Schah, von mirsa Mohammed Mahadi Khan Masanderi. Grefswald 1773. S. 335—336). Хан из Киргизов действительно был в Хиве в Надирово время, но ни Надиром был он посажен на ханство. Из разсказов чиновников русских, Гладышева и Муравина, на­ходившихся там в конце 1740 года, мы знаем, что угрожаемые нашествием Надира-шаха, Хивинцы призвали к себе на помощь хана Меньшой Киргизской Орды Абуль-Хаира, и пока Надир стоял с армиею своею под Ханки, про­возгласили Абуль-Хаира ханом в Хиве. Абуль-Хаир, подданный России, объявил Хивинское владение подручным Императрице Всероссийской, и думая остановить этим завоевание онаго Надир-шахом, с извещением о подданстве России послал к шаху одного из находившихся при нем помянутых русских чиновников, но потом, опасаясь как бы Хивинцы не выдали самого его Надиру, бежал из Хивы, после чего уже Надир, должно быть, и возвел на престол хивинский помянутаго выше Тагира. (См. Географическия Известия Императорскаго Русскаго Географическаго Общества за 1831 год, стр. 329—332 и 393—399). Этого Тагира Хивинцы, вскоре по удалении Надира, умертвили, и на ханство к себе призвали сына Абул Хаирова Нурали-султана; но и Нурали, сведав что персидское войско двинулось для наказания вероломных Хивинцев, с повелением от шаха поставить ханом в Хиве сына казненнаго им Ильбарса, также поспешил оставить берега Аму, и впоследствии, по смерти отца, утвержден был от нашего правительства ханом в Меньшой Киргизской Орде (там же, стр. 347—348 и Левшина Описание Киргиз-Кайсацких орд и степей, Спб. 1832, часть II, стр. 147—148). Далее известно положительно только то, что в 1760 годах ханом в Хиве был Каип, сын Батырь-сул­тана из рода киргиз-кайсацких ханов, а во время Бланкеннагеля, как уже выше упомянуто, сын этого Каипа по имени Абульгази.

(7) Это замечание Бланкеннагеля совершенно верно и в приложении к на­стоящему времени.

(8) И в этом согласится с Бланкеннагелем всякий, кто имел дело с Хивинцами.

(9) Старинная мысль об утверждении владычества нашего над Туркменами и обезпечении торговли с Хивою чрез Астрахань возведением крепости на Мангышлацком полуострове, осуществлена была наконец в 1843 году построением там Новопетровскаго укрепления. Но, к сожалению, торговля с Хивою нисколько от того не развилась; кочевья же Туркменов находятся в таком далеком от укрепления разстоянии, что гарнизон онаго не может иметь на них никакого влияния.

(10) Обещания такого рода старшины Туркменския давали нераз и многократно даже принимали присягу на подданство России (См. Записки [26] Императорскаго Русского Географического Общества, книжка IV, стр. 96—103); но все это не привело до сих пор ни к чему для нас полезному. В принятии поддан­ства кочевые Азияты видят только средство выманить подарки, и готовы обе­щать за это все, что угодно, не считают себя обязанными исполнить на-деле хотя что-либо из обещаннаго. Подобным обещаниям с их стороны верят и придают этим обещаниям какое-либо значение, только те, которые не знают Азии ни из книг, ни по собственному опыту.

(11) В нынешнее время между Туркменами и Киргизами Каспийскаго прибрежья существуют другия отношения. По разным причинам, теперь скорее Киргизы боятся Туркмен, нежели Туркмены Киргизов.

(12) Так действительно было во времена Бланкеннагеля, да те-же понятия царят и теперь в киргизских родах, отдаленных от Оренбургской линии, каковы Адаевцы, Чумичли-Табынцы, Чиклинцы. В особенности верно замечание о безсилии ханов. Правительство наше поняло наконец, что существование ханов в степи служит только поводом к проискам и волнениям, почему в 1824 году и упразднено было ханское достоинство в Меньшой Киргизской Орде.

(13) Разграбление Киргизами купеческих караванов, в пределах нашей степи, давно уже перешло в область воспоминаний. Теперь Ордынцы преследуются строго даже за воровство в караванах.

(14) Теперь уже более 20 лет, как не слышно ни об одном случае похищения Киргизами с линии какого либо из ея обитателей, а прежние отгоны скота вооруженною рукою обратились в мелкое конокрадство.

(15) Действительно, пока начальство оренбургское держалось осуждаемой Бланкеннагелем системы управления, до тех пор спокойствие и благосостояние Зауральской степи ни на шаг не подвигались, а линия Оренбургская постоянно подвергалась хищническим набегам Киргизов.

(16) Этою-то рекомендуемою Бланкеннагелем разумною строгостию, в соединении с правосудием и некоторыми административными мерами, каковы: уничтожение ханскаго достоинства, учреждение местнаго в степи из туземцев на­чальства русскаго выбора, введение кибиточной подати, пособие в суровыя и продолжительныя зимы хлебом и деньгами, возведение внутри степи укреплений с русскими гарнизонами и т. д. и доведена Зауральская степь в течение 30 последних лет до той степени покорности, внутренней тишины и относительнаго благосостояния, на которой ныне находится. Замечательно, что Бланкеннагель в течение одного месяца пребывания в степи понял ее лучше, нежели множе­ство администраторов, десятки годов имевших дело с Киргизами.

(17) В объяснение этого не излишне сказать, что на некоторых картах Арало-Каспийскаго басссейна, обращавшихся у нас в прошлом столетии, Араль­ское море представлено соединяющимся с Каспийским посредством узкаго протока, огибающаго южную оконечность Усть-Урта и вливающагося в Балханский залив. Такова, например, карта Дубровина, составленная по мнению Эйхвальда в 1692 году и приложенная к его путешествию по Каспийскому морю. Существовал ли когда этот проток, или причиною появления его на картах был слух о прежнем впадении Аму-Дарьи в Каспийское море, мы не будем разсуждать здесь. Заметим только, что об этом протоке, или реке текущей из Аральскаго в Каспийское море упоминает и Данило Рукавкин, видевший [27] ее будто бы в 1753 году собственными глазами (См. Журнал Министерства Внутренних Дел за 1839 год, книжка 12, стр, 378), и что соображая настоящее даже положение Айбузарскаго залива Аральскаго моря с одной, и Кайдацкаго залива Каспийскаго моря с другой стороны Усть-Уртскаго плоскогорья, можно, весьма естественно, притти к заключению, что некогда южная оконечность этого плоскогорья омывалась соединенными водами Аральскаго и Каспийскаго морей. В степях Средней Азии все водныя вместилища усыхают, можно ска­зать, на глазах наших, с такою быстротою, что нет предположения о водных здесь протоках прежняго времени, которому нельзя было бы дать вероятия.

(18) Вопрос о прежнем течении Аму-Дарьи в Каспийское море, одним или всеми рукавами, сколько ни писано уже об этом предмете, до сих пор, по мнению моему, не только не приведен в ясность, но даже и разобран не был с надлежащею точностью, не смотря на связанныя с ним имена Гум­больдта, Сенковскаго, Циммермана и т. д. Надо собственными глазами видеть местность Арало-Каспийскаго бассейна для того, чтобы убедиться, что она не имеет ничего сходного с другими странами мира, и что здесь вполне возможно и допустимо многое, что в отношении ко всякому другому краю должно казаться нелепостию. — Амин-Дарьею называет Бланкеннагель — Аму-Дарью, следуя тогдашнему произношению Русских, которые заимствовали его у Киргизов, иногда и теперь называющих так эту реку.

(19) По сведениям, собранным в Оренбурге покойным Генсом ложбину прежняго течения Аму-Дарьи в Каспий можно видеть еще и теперь между ка­налами Казават, Шеват, Ермыш и Клычьбай (см. Nacbrichten ueber Chiwa, Bochara, Chokand u. s. w. St.-Petersburg 1839. S. 5). Обыкновенно же старым руслом Аму-Дарьи считают канаву Саркраук или Чаркраук, выходящую из теперешняго Лауданскаго рукава Аму, и тут действительно доселе существует плотина, удерживающая воды Аму от дальнейшаго течения по руслу этой канавы, местами занесенной песком; но во время сильнаго половодья вода прорывает нередко плотину и течет в направлении к юго-западу на несколько дней пути, пока не поглотится песком. (См. Basiners Reise durch die Kirgisen steppe nach Chiwa. St. Petersbourg. 1848. S. 103; и Данилевскаго Описание Хивинскаго Ханства, в Записках Императорскаго Русскаго Географическаго Общества, книжка V, стр. 43 и 87-88).

(20) Карабогазский залив Каспийскаго моря не был осмотрен и описан даже долгое время после Бланкеннагеля. Ходил слух, что в нем есть пу­чина, поглощающая воду Каспийскаго моря. В первый раз осмотрен он был в 1830 году Карелиным и Бларамбергом; первая же опись с промерами произведена была здесь в 1847 году лейтенантом Жеребцовым на пароходе «Волга». (См. Записки Гидрографическаго Департамента, том V, стр. 168—189, и т. VI, стр, 81—91).

(21) Перечисленные города называются правильнее: Конграт, Мангыт, Ходжа-или, Кипчак, Гурлян, Джагатай, Шах-абад, Уйгур, Кят, Ургендж, Ханки, Гезар-асп и Питняк.

(22) Сто тысяч душ жителей в Хивинской земле считал Бланкеннагель, должно полагать, по русскому обычаю, то есть одного мужескаго пола. В таком случае предположительное изчисление его будет подходит весьма близко [28] и к счету Муравьева и к счету Данилевскаго, принимая в соображение время, когда каждый из них был в Хиве, и то что в изчисление Бланкеннагеля не введены ни невольники из Персии и Русских, ни кочующие в пределах ханства Киргизы. В 1842 году, народонаселение ханства определялось следующим образом:

	по Данилевскому:	по Базинеру:
Сартов	20,000	от 20,000	до 20,000 семейств.
Узбеков	18,000	— 18,000	— 23000 —
Персиян свободных	5, 000	— 5,000	— 7,000 —
— рабов	10,000	— 10,000	— 13,000 —
Ямшидов	7,000	— 7,000	—7,000 —
Каракалпаков	8,000	— 8,000	— 10,000 —
Туркменов	5,000	— 5,000	— 7,000 —
Киргизов	500	— 500	— 600 —
Итого	73,500	от 73,500	до 93,600 семейств.

(23) См. об этом ниже, Прим. 27.

(24) Наилучшим комментарием к этим словам Бланкеннагеля могут служить события в Хиве 1833 и 1836 годов. В течение этого времени смени­лось там семь ханов, один другаго истреблявших, а именно: Мохаммед-Эмин, убитый Персиянами под Серахсом; племянник его Тангри-Кул, уби­тый Аблуллах-беком; двоюродный брат Абдуллах-бека, убитый Туркменами; брат Абдуллаха Кутлу-Мурад и Дзарлик-хан из Каракалпаков, убитые властвующим ныне Сейид-Мухаммедом; наконец Ата-Мурад, провозглашенный Туркменами в одно время с Кутлу-Мурадом и продолжающий еще оспа­ривать престол у Сейид-Мухаммеда.

(25) Иомуты эти, или правильнее Юмуды, были и продолжают оставаться главною причиною последних смятений в Хивинском ханстве. Из ненависти к Узбекам за прежния притеснения, они, вспомоществуемые другими туркменскими родами, страшно разорили набегами своими оседлую часть хивинскаго оазиса. Лучшия сведения о Туркменах собраны были до сих пор бароном К. Боде, и изданы им на английском языке, под заглавием: «Очерки Турк­менской земли и восточнаго прибрежья Каспийскаго моря». Полный перевод этого сочинения на русский язык помещен в июльской — сентябрской книгах «Отечественных Записок» за 1856 год; независимо от сего, подробныя известия относительно двух только поколений, Юмудов и Гокланов, напечатаны самим Боде во второй киижке «Записок Императорскаго Русскаго Географическаго Общества, стр. 203—235.

(26) В следствие политических волнений в Хивинском ханстве и потом безкормицы весною 1837 года, значительное число Каракалпаков выселилось отсюда в бухарские пределы и до 700 семейств прикочевало к нам на Сыр-Дарью.

(27) Порядок вещей в Хиве, описываемый Бланкеннагелем, как ни странен он кажется, есть явление повторявшееся неоднократно в Средней Азии, в следствие господствующих там понятий о ханском достоинстве. Но как в Европе подобныя отношения существовали только между rous faineans династии Меровнигов и их maires du palais, о чем не вспоминали писавшие о хивинских делах, незнакомые в то же время и с историею Азии, то [29] означенный порядок не только не был выяснен доселе надлежащим образом, но и подал повод ко многим ошибкам в изложении истории престолонаследия в Хиве. Дело в том, что в Средней Азии питается глубокое уважение к наследственности верховной власти в тех династиях, которыя однажды достигли ее. Человек «черной кости» должен обладать огромною решимостью, чтобы присвоить себе титул верховнаго повелителя страны своей или народа; а как действительная власть всегда и везде приобретается, помимо происхождения, личными качествами, то антагонизм между правами на власть, наследствен­ными и личными, вошло там, можно сказать, в обычай примирять тем, что лицам династии, имеющей наследственное право на верховную власть, предоставляется только титул и другия наружныя принадлежности верховнаго прави­теля, действительное же управление переходит в руки того, кто сумеет захватить его. При этом, захвативший власть передает ее нередко сыну, брату, племяннику своему, от которых идет она в третье поколение, и т. д., в следствие чего являются в стране одновременно две династии: одна титулован­ная и безвластная, другая без титула, но фактически властвующая. Существование этого явления замечается с глубокой древности. Таково происхождение и отношение духовнаго и светскаго императоров (дайри и кубо) в Японе, начав­шаяся с XII столетия и продолжающаяся доныне, в течение 700 лет непре­рывно. Таковы отношения между Хаканом и его наместником у Хазар волжских, описанныя арабскими путешественниками Х-го и существовавшия по крайней мере с VII столетия. Не приводя других примеров скажем, что и в Хиве отношения между ханом и теми, «которые делами правят», замеченныя Бланкеннагелем в конце XVIII века, существовали там уже издавна. Завоевав Харезм, кочевые Узбеки разделили города ея между своими родами и правителем каждаго города сделалось старшее лицо почетнейшей семьи в каждом роде, а первенствующим в этом аристократическом правлении — стар­шее лицо почетнейшей семьи в сильнейшем перед другими Конгратском роде, присвоившее себе управление главным городом страны, Хивою. Все инаки — титул старейшин-родоначальников — управляли страною сообща, под предводительствм конгратскаго инака Хивы, престол же ханский предоставлен был при этом, безо всякой власти, кому либо из многочисленных потомков Чингис-хана, которых Узбеки добывали себе из Каракалпаков и Киргиз-Кайсаков, или из Бухарии. Таким образом, инаком Хивы, или первым лицом в земле Хивинской был при Бланкеннагеле Авязь-бек, который достоинство инака принял от дяди своего Фазиль-бека, тогда как Фа­зиль наследовал его после старшаго брата своего Мухаммед-Эмин-бека, а этот принял его от отца Ишь-Мухаммед-бека (Ешмет Бланкеннагеля), и так далее вверх. Ханами же хивинскими были или считались между тем современник Бланкеннагелев Абуль-гази сын Каипов, отец его Каип сын Батырь-Султана, Нурали Султан сын киргизскаго хана Абул-Хаира, сам этот Абуль-Хаир, а перед ним Ильбарс или Юлбарс, казненный Надир-шахом; Ширгази, коварно погубивший нашего Бековича (в 1717 г.); Эвренг и Ядыгяр, эфемерные предшественники Ширгази; Хаджи-Мухаммед, посоль­ство коего к Петру Великому было поводом экспедиции Бековича; Араб-Мухаммед, при коем Хива считалась уже в подданстве России; Шахнияз, [30] первый из хивинских ханов, принявший это подданство в 1700 году; и т. д. вверх.

Но вскоре после посещения Хивы Бланкеннагелем, описанное им устрой­ство правления в ней изменилось. Сын Авязь-инака, Ильтезер, покончил существование почетных ханов и не только присвоил себе ханский титул, но положил начало истреблению инакскаго федерализма, которое потом братом его Мухаммед-Рахимом было докончено с утверждением в Хиве деспотическаго единовластия, каковое по смерти последняго перешло к сыну его Аллах-Кули, а от сего к сыновьям его Рахим-Кули и Мухаммед-Эмину. С ги­белью последняго в 1835 году в стычке с Туркменами и Персиянами под Серахсом, начались в ханстве междоусобия, о которых упомянуто выше, не прекратившиеся еще совершенно и с восшествием на престол властвующего ныне Сеид-Мухаммед-хана.

(28) Каково было житье этих жалких Чингизидов, можно заключать из следующаго разсказа одного русскаго пленника, долго жившаго в Хиве при ханском дворе, о домашнем быте таких полновластных уже ханов, какими были Мухаммед-Рахим и Аллах-Кули. «Скотину и лошадей кормят в Хиве плохо, по бедности в кормах; даже и ханские аргамаки стоят по суткам без корму. И чего аргамаки, коли и женам своим хан отпускает хлеб на вес.... многия из ханских жен посылают остатки от плова своего на ба­зар, и покупают на вырученную копейку шелк и другия мелочи.... Чай пьет в целом дворце один только хан, да и то калмыцкий, кирпичный и изредка только другой; раза два в неделю пьет он чай с сахаром. Ханским женам и детям чаю не дают никогда. И т. д. (См. Разсказ Федора Грушина, в «Литературных Прибавлениях» к Русскому Инвалиду, за 1838 год).

(29) Все Русские, находившиеся у Хивинцев в неволе к 1840 году, были тогда, как известно, по требованию нашего правительства высланы ханом Аллах-Кули в Россию. С тех пор нет более в Хивинских владениях невольников из Русских, как потому, что Хивинцы боятся покупать их, так и потому что прекратились захваты русских людей Киргизами и с Каспийскаго моря и с Оренбургской линии; а если и есть самое незначительное число, то либо из беглых, либо из перепроданных Бухарцами.

(30) В настоящее время солдат и казаков из Магометан воспрещено посылать в гарнизоны Сыр-Дарьинской линии.

(31) Протоками называет Бланкеннагель каналы и канавы, отведенные из Аму-Дарьи для орошения водою ея пашен и садов. Любопытныя подробности об этом предмете можно найти у Генса, Данилевскаго и Базинера, в цитированных выше сочинениях.

(32) Жугар, правильнее джугара, есть Holcus Sorghum, то самое сахарное сорго, о котором толковали у нас так много в последнее время. Оно растет и на Сыр-Дарье, в наших пределах, почему могло бы быть разво­димо там с выгодою в больших размерах.

(33) Ольхою назьвает Бланкеннагель вероятно турангу, populus diversifolia; но кроме туранги растет в ханстве и тополь пирамидальный и два рода вяза, называемые нарван и караман, не говоря уже о саксаульнике, местами [31] составляющем целые леса. Гребенщик (Tamarix gallica), хотя и кустариик, достигает также нередко размеров дерева.

(34) Очень живо и верно очерчены современные нам Хивинцы в «Заметках проезжаго» (Спб. 1854), И. И. Небольсина, который рисовал свои порт­реты с хивинскаго посольства, приезжавшаго к нам в 1849 году. См. главу IX, стр. 200—239.

(33) Малая Бухария прежних географов, которую принято ныне называть китайским Туркестаном, завоевана Китайцами в 1760 годах; почему надле­жало сказать, что страна эта находится под владычеством, а не под покровительством Китайцев. И притом Узбеков никто не выгонял оттуда, а изгнаны были властвовавшие там перед Китайцами Джунгары, или западные Монголы, по нашему Калмыки.

(36) Читая описываемое Бланкеннагелем положение торговли нашей с Бухарою и Хивою в конце прошлаго века, думаешь, что он говорит не о том, чему прошло 70 лет, а о настоящем времени: невыгодное для нас положение этой торговли нисколько не изменилось с тех пор, если еще не ухудшилось. См. «Очерки торговли России с Среднею Азиею» И. И. Небольсина. Спб. 1855. Введение; и мой разбор этого сочинения в 25 присуждении Демидовских наград, стр. 170—181.

(37) Это мнение Бланкеннагеля, в особенности о невозможности дипломатических переговоров и договоров всякаго рода с такими невежественными и вероломными дикарями, каковы Бухарцы и Хивинцы, разделяют многие знако­мые близко с Среднею Азиею.

(38) В этом отношении Бланкеннагель, кажется, ошибся и сильно ошибся, потому что поверил не своим глазам, а чужим разсказам. В горах Шейх-Джейли, окаймляющих правый берег Аму-Дарьи, от канала Ильтезер-хана почти до параллели города Ходжа-или, может быть действительно добывают или добывали по лощинам розсыпное золото, но вовсе не в таком количестве, чтобы местность эту можно было почесть, как сделал наш путешественник, за новое Перу.

(30) Мы принадлежим к тем, которые думают, что нет никаких естественных невозможностей, к обращению части вод Аму-Дарьи, по прежнему руслу ея, в Каспийское море; или что прежде, чем отвергать решительно эту возможность, должно произвести тщательную рекогносцировку и нивелировку степнаго пространства между Аму-Дарьею и Каспийским морем. Петр Великий нашел возможным осуществить подобное предприятие в начале ХVIII века, когда средства России вдесятеро уступали нынешним; и не будь Бекович таким простаком, каким показал себя вначале, и таким трусом, каким явился, попавшись в западню к Хивинцам, вопрос был бы давно уже решен. В отряде Бековича имелось до 3,000 человек регулярнаго и иррегулярнаго войска с артиллериею. Отряда такой силы, под командою опытнаго и решительнаго начальника, было бы и теперь достаточно для прикрытия работ по рекогносцировке и нивелировке означеннаго пространства. От Балханскаго залива до Хивы будет по прямой линии не более 500 верст. Нет сомнения, что при снаряжении экспедиции с помянутою целью, нашлись бы частныя лица, которыя приняли на себя значительную долю издержек, потребных на предприятие. [32]

(40) Бедехтан конечно не далек от Индии, но Бланкеннагелю не было известно, что его отделяет от нея несколько высочайших горных хребтов, через которые нет почти никаких, дорог. При открытии Аму-Дарьи для нашего судоходства, торговля с Индиею должна была бы итти через Балх и Кабул.

(41) Эта цель уже достигнута хотя другим, менее выгодным и менее рациональным путем.

(42) Это еще не испробовано, но Киргизская степь Оренбургскаго ведомства в таком уже положении, что ничто не мешает приступить к осуществлению мысли Бланкеннагеля, которая, быть может, и имеется в виду тех, до кого это касается.

(43) Есть и другия, простыя и на знании местности основывающияся, средства держать в покорности народонаселение хивинскаго оазиса.

(44) Русских невольников, как уже сказано, нет более в Хиве; из Персиян найдется около половины, которые пожелают, быть может, возвратиться на родину: удерживать их было бы безчеловечно. Вообще же на пре­данность Магометан христианскому правительству, кто бы ни были они — сунни или шии — полагаться ненадежно. Одни только норманские герцоги Сицилии умели привязать к себе мусульманское население этого острова, так что оно предано было им телом и душою; но мы не знаем, к сожалению, какими средствами они этого достигли. Да притом должно сказать, что сицилийские Му­сульмане были, большею частию, Арабы по происхождению, арабское же племя, несмотря на то, что исламизм обязан ему своим распространением, отличается наименьшим фанатизмом между всеми племенами, исповедующими учение «последняго пророка».

(45) Это соображение имеет значение и в настоящее время: Хива, прямо или косвенно, принимала участие во всех смутах, волновавших доселе степь, занимаемую Меньшою Кайсацкою ордою.

(46) Этого можно достигнуть и без овладения Хивою.

(47) Это будет зависеть от множества обстоятельств, о которых мы не станем распространяться.

(48) Это обстоятельство не может уже входить в соображения настоящаго времени.

(49) О несостоятельности надежд этого рода упомянуто уже в примечании 38.

(50) Построение на Мангышлаке пристани и укрепления не оправдало, к сожалению, надежд Бланкеннагеля.

(51) Предложенныя «Замечания» Бланкеннагеля, плод поездки его в Хиву, были уже напечатаны, около сорока лет тому, в одном из русских журналов, кажется «Соревнователе Просвещения и Благотворения». По редкости теперь этого журнала, я счел не лишним издать вновь данный труд нашего путешественника, не смотря на 70 летнее его существование, имеющий еще со­временный интерес, не говоря уже об историческом; таких наблюдатель­ных и проницательных странствователей, как Бланкеннагель, немного у нас; с своей стороны, я счел долгом почтить труд его посильным комментарием на пользу читателей мало знакомых с Среднею Азиею.

<<<НАЗАД

Материал предоставлен Илья